Ксения Гарбар: «У нас нет цели переделать конкретного ребенка. Наша базовая задача — дать ребенку комфорт»
«Раньше в школах такими вещами совсем не занимались, людей между собой не знакомили, и ученики знали только тех, с кем они попали в компанию. Так возникают понятия «аутсайдер», и так начинается буллинг – в основном из-за того, что люди не знают друг друга».
Ксения Гарбар
старшая вожатая
Ксения Гарбар – новая старшая вожатая в школе Le Sallay Диалог. Ребята познакомились с ней на первой очной сессии, а мы решили поговорить с Ксенией о ее работе и таким образом представить ее родителям.
Ксения, вы работаете в школе «Диалог» старшей вожатой. Расскажите, пожалуйста, о себе, о вашем опыте?

Я работаю в неформальном образовании уже больше 13 лет. Начинала вожатой, проходила разные педагогические курсы, в том числе педагогический курс Димы Зицера. Потом увлеклась направлением фасилитации и сегодня я – тренер по эффективной коммуникации и тренер личностного роста. Много лет работаю директором разных лагерей – детских, подростковых, семейных, преподаю – веду курсы неформального образования, обучаю педагогов, преподавателей и всех тех, кто занимается групповыми процессами.

Фасилитация – что это такое?

Фасилитатор – это помощник в коммуникации в групповом процессе, когда у группы есть определённая цель. Сейчас фасилитаторов часто нанимают в различные бизнес-структуры, когда людям нужно о чём-то договориться и они понимают, что им нужен модератор, разбирающийся именно в коммуникации.

Где этому учат? И в чем разница между стандартным психологическим образованием и фасилитацией?

Я получала психологическую специальность, а на фасилитатора училась в рамках дополнительного образования. И разница, на мой взгляд, колоссальная. Когда ты учишься на фасилитатора – ты учишься именно работе с группой, групповой динамике и процессам, ты понимаешь, что группа – это единый организм, и это твой основной предмет изучения и вся его практическая часть. А когда я училась на психолога-тренера, то я больше получала теоретической информации. И если бы ограничилась просто образованием психолога, то многие вещи я бы, наверное, для себя так и не прояснила. Это все равно что изучать спорт в теории и никогда им не заниматься.

Чем отличаются детские группы от взрослых?

Мне кажется, есть несколько важных моментов. Первый – с ребёнком в некотором смысле гораздо проще выстроить коммуникацию. Он больше идёт на контакт и может прямо сказать, интересно ему или нет. Взрослый человек в силу общепринятых норм далеко не сразу скажет, если ему что-то неинтересно. Поэтому со взрослой группой приходится выстраивать путь взаимодействия чуть дольше, чтобы взрослый человек сначала расслабился. Ребенок же больше открыт миру, он еще не получил опыт обид и не привык закрываться. В целом же работа с детьми отличается именно поиском личного интереса ребёнка.

В чем заключается ваша работа в школе? И какой сферы она касается больше – учебного процесса или внешкольных занятий?

Моя работа в школе на данный момент – это занятия групповой динамикой участников. Мне важно понять, что у них происходит: у каждого ученика отдельно и у каждого — как у части какой-то группы. А также я наблюдаю за тем, как в целом ребёнок проходит процесс социализации, потому что здесь комфорт или его недостаток в дальнейшем очень повлияет на его образовательный путь. Если ребёнку хорошо, он чувствует себя в безопасности, ему интересно – ему гораздо проще будет учиться и усваивать знания. Если же ему на базовом уровне с людьми неприятно, некомфортно – то следующий учебный шаг будет даваться ему с трудом.

Конечно, в школе есть психолог, который занимается каждым учеником отдельно. Я же больше пытаюсь смотреть со стороны на то, как ребята общаются друг с другом, и как сделать их общение на очных сессиях более интересным и качественным. Например, мы с вожатыми придумываем мероприятия, на которых каждый мог бы раскрыться, найти что-то особенное в каждом ребенке и предоставить ему маленький звёздный час.

Раньше в школах такими вещами совсем не занимались, людей между собой не знакомили, и ученики знали только тех, с кем они попали в компанию. Так возникают понятия «аутсайдер», и так начинается буллинг – в основном из-за того, что люди не знают друг друга. А если мы сознательно выстраиваем адекватные человеческие взаимоотношения, где каждый ребёнок понимает, что другой тоже важен, что у него тоже есть свой жизненный путь, то в этом случае даже если кто-то «другой», он не становится от этого плохим человеком. Наша основная цель – чтобы дети с уважением, любовью и пониманием относились к друг другу, а также к учителям и вожатым.

У нас в школе маленькие и разновозрастные группы во время обучения онлайн. А как на очных сессиях происходит разделение на группы?

На очной сессии ребята делятся на четыре группы уже по возрасту – я сейчас говорю не об учебных классах, а о вожатских группах, где мы проводим разные внеучебные занятия. Когда мы вечером собираемся все вместе и разговариваем о том, как прошел наш день – мы также занимаемся еще какими-то вещами, помогающими увидеть, что люди разные, и каждый из них – особенный. Дети понимают, что у всех разная скорость обучения, они по-разному воспринимают информацию и учатся адекватно реагировать на чужое поведение. Кроме того, на наших очных сессиях ребята находят друзей среди тех, с кем они не пересекаются на уроках, и возвращаясь в онлайн, все равно продолжают дружить.

Можете привести примеры каких-то групповых активностей?

Наши вечерние обсуждения называются «свечки» – потому что каждый говорящий держит в руках свечу и потом передает ее другому. Также на этих вечерних встречах мы устраиваем разные занятия – про эмоциональный интеллект, про наши чувства, про темпераменты. Мы рассказываем детям о том, что есть экстраверты и интроверты, о том, что мы, в общем-то, все разные, хоть и оказались в одном месте. Ведь дети, когда выйдут из школы, будут постоянно сталкиваться с тем, насколько все люди разные, и если они научатся относиться к этому с пониманием, им будет проще выстроить качественную коммуникацию, получить от неё удовольствие и добиться своих целей.

Много вопросов возникает у родителей о коммуникациях между украинскими детьми и русскими детьми. Сталкивались ли вожатые с этой проблемой?

На удивление – нет. Мы опасались, что с этим будут большие сложности, но ничего подобного не увидели. Возможно, одним из факторов стало то, что дети в подростковом возрасте чаще всего транслируют не свои мысли, а мысли родителей. А мы в большинстве своем все-таки находимся в круге людей в вынужденной эмиграции – и, конечно, они примерно одинаково думают о том, что происходит сейчас в мире. Так что российские ребята с большим сочувствием относятся к тому, что пришлось пережить ребятам из Украины, и речь у нас идет о поддержке друг друга, а не о конфликтах.

Украинские ребята в какой-то момент говорили, что им безумно грустно и одиноко, потому что они уехали из дома и не могут видеть своих предыдущих одноклассников, родственников. Но они не пытаются обвинить в этом никого из тех, кто находится рядом. И это показатель того, что украинские дети чувствуют себя у нас в безопасности: они могут без страха выражать свои чувства и рассчитывать на поддержку и понимание.

Я думаю, что это, конечно, еще и большая работа их родителей – научить детей отделять политическую ситуацию от национальной истории, и дать понять ребенку, что если человек из России – это не значит, что он желает тебе зла или что каким-то образом причастен к тому, что тебе пришлось пережить такое горе.

Но тем не менее, мы, вожатые и психологи, всегда готовы об этом разговаривать, если понадобится. Это важно, потому что если ребенок в состоянии конфликта с окружающими, он не может качественно заниматься историей и литературой. Именно поэтому у нас есть для ребят отдельное направление занятий по развитию soft skills, то есть гибких навыков, где мы учим их решать конфликты.

Бывает так, что дети, разбираясь в себе и со своим местом в мире, уходят в протестные реакции или решают, что они, например, интроверты и на этом основании никакие общие активности им не интересны. Что вы делаете в таких случаях?

У нас нет цели переделать конкретного ребёнка. Наша базовая задача – дать ребёнку комфорт, даже тому, который любит поменьше разговаривать, и при этом уделить ему достаточное внимание, чтобы он мог тоже в чём-то поучаствовать. У нас небольшие группы – в среднем 12 человек, и есть отдельная старшая группа подростков – их вожатые опытны именно во взаимодействии с детьми этого возраста.

Я сама тоже люблю работать именно с подростковыми группами, потому что это всегда вызов для вожатого. Подростки требуют определённого подхода, и я с такими группами чаще всего работаю как со взрослыми. Я могу предложить для обсуждения какую-то дилемму, с которой я могла бы прийти и ко взрослым. И поскольку у подростков уже есть свой жизненный опыт, они за него очень держатся – то они пытаются смотреть через свою призму на все, что им предлагают. И здесь задача – чуть-чуть расширить их фокус внимания, показать, что их опыт действительно очень важен, но он – не единственное, на что они могут опираться.

То есть мы с подростками больше занимаемся именно контентом – разговоры, дебаты, возможность для них поделиться своим мнением. У нас даже учебный процесс построен таким образом, что в маленьких группах ученики могут, если захотят, подискутировать, и учителя включают такие технологии в свой образовательный трек. И получается, что подростковая группа, несмотря на то, что кажется самой сложной – на деле самая благодарная аудитория. Конечно, бывает и так, что занятие может не уложиться в час, и тогда придется обсуждать что-нибудь до самого отбоя, потому что у каждого есть свое мнение.